— Конни в Париж! — сказал, зевая Франческо, едва оказавшись на руках у матери. Констанца, за спиной у Изабеллы, провела ладонью по своему горлу. Женщина, даже не обратив внимания на лепет сына — вышла из кухни.
— Что с ней такое? — недоуменно спросила девушка, присаживаясь за большой, чисто выскобленный, сосновый стол. "Всю неделю сама не своя ходит".
Майкл пожал плечами. Вынимая из буфета фаянсовые тарелки, он сказал: "Я уговорил папу — в Уэльсе спущусь в шахту. Если я хочу стать инженером, надо уже сейчас знать, что мне предстоит. Рыба на этот манер, как в Магрибе готовят, очень острая, — предупредил он.
— Я тоже, — сладко улыбнулась Констанца, — собираюсь в шахте оказаться, во Фландрии.
— Как? — поинтересовался Майкл. Девушка, вынося из кладовой бутылки с водой, отрезала: "На то есть свои пути".
Франческо спокойно спал, разметавшись на спине, зажав в руке кисть. Его кроватка стояла в алькове студии — большой, светлой, занимающей почти весь последний этаж дома. Изабелла растворила створки окна и посмотрела на блестящую под солнцем, зеленоватую Темзу. Старые ивы купали в ней длинные листья, в заводи плавали два лебедя.
— Вот такой пейзаж — хмуро сказала Изабелла, — точно в Академии Художеств понравится. Мисс Мозер рисует цветы, мисс Кауфман — мифологических героев, а я, — она повернулась и посмотрела на аккуратно упакованную коробку, — я проектирую здания мануфактур и мосты. Ну, — она наклонилась над кроваткой и нежно забрала кисть у сына, — была, не была, дорогой мой.
Изабелла засучила рукава платья. Качнув косами, уложенными вокруг головы, женщина села за стол. Она взяла чистый лист бумаги и решительно начала: "Президенту Королевской Академии Художеств, сэру Джошуа Рейнольдсу, Сомерсет-хаус, Стрэнд, Лондон. Дорогой сэр Джошуа, прошу рассмотреть приложенные материалы для участия в ежегодной летней выставке Академии, — перо, на мгновение, замерло. Изабелла, выдохнув, дописала: "По секции архитектуры".
Окна таверны выходили прямо на Дуврскую гавань, легкий ветер с моря шевелил разложенные по столу бумаги. Хозяин умильно сказал: "Говядина, как ее в Бургундии делают, мистер Кроу, и то вино, что я для джентльменов держу. "Майская королева" через час подойдет, а то и меньше, не волнуйтесь. Погода в проливе хорошая".
Питер отложил перо, и вдохнул ароматный пар, что поднимался от глиняного горшка.
Он посмотрел, как хозяин открывает бутылку бордо и усмехнулся: "Сколько лет уже ваша семья эту таверну держит, мистер Фошон?"
Кабатчик приосанился: "Со времен ее величества королевы Елизаветы, мистер Кроу. Мой предок был гугенотом, бежал сюда из Нанта. В Плимуте, мистер Берри — они постоялый двор тогда же открыли. Дочка моя туда замуж вышла, за Берри, тем годом — он улыбнулся.
Дверь закрылась. Питер, посмотрев на бумагу, что лежала сверху, прочитал надпись, что вилась вокруг ворона: "Клюге и Кроу. A.D. 1230". Он вздохнул: "А ты, Питер Кроу? Один Майкл у тебя, и то — инженером хочет стать. Это, конечно, хорошо, для мануфактур, для шахт. Но торговать, кто будет? Жениться надо, все-таки тридцать шесть, не мальчик уже".
Он выпил вина. Питер вспомнил бронзовые, светящиеся в лучах солнца волосы, большие, зеленые глаза и ее ласковый голос: "Майкла мы заберем в Озерный Край, не спорь. Там Тедди, Пьетро, Элизабет наша — им весело будет. А ты, — Марта, на мгновение, коснулась его руки, — ты поезжай в Бат, на воды. Отдохни, как раз сезон начинается".
— Я уж лучше тогда на мануфактуры, — отозвался Питер. Марта, посмотрев на его седые виски, на чуть заметную сеть морщинок у лазоревых глаз, только покачала головой.
— Очки, — спохватился Питер и, сняв их, повертел в руках. "Уже два года ношу, — подумал он. "Только когда читаю, конечно, или с бумагами вожусь, но все равно — рановато. Отец только в сорок начал. Как раз мистрис Джонсон умерла тем годом, и мне их врач прописал. Надо бы новую домоправительницу взять, но зачем, — он потянулся за серебряной ложкой. "Майкл учится, я в разъездах, а, когда в Лондоне — обедаю в конторе, или в гостях у кого-нибудь. У Джованни с Изабеллой, — он усмехнулся.
В дверь особняка на Ганновер-сквер постучали. Питер, прислушавшись, — он сидел в кабинете, дети возились в саду, — крикнул: "Откройте кто-нибудь. Это, наверное, из лавки с провизией пришли".
— Конни, открой, — донесся до него голос Майкла.
— Почему это я? — возмутилась девочка. "Я занята, я пишу, а ты всего лишь читаешь. Отложи свою математику и открой. Тем более ты меня младше".
Питер едва не рассмеялся вслух. Поднимаясь, потягиваясь, — спина немного ныла, мужчина успокоил их: "Я сам открою". Окна кабинета были открыты в цветущий, летний сад, пахло жимолостью, где-то наверху, в кронах деревьев, щебетали птицы.
Он распахнул тяжелую, дубовую дверь особняка и замер.
— Двенадцать лет, — понял Питер. "Правильно, крестили Констанцу, оставили ее в Амстердаме, я с Джоном сюда уехал, а он — в Санкт-Петербург. Господи, Мария же мне говорила о нем — Иван Петрович. И Теодор меня уверял, что погиб он. И этот отец Джованни, в Картахене, когда Джо Иосифа спасла. Не может быть".
— Может, — весело сказал высокий, красивый мужчина с побитой сединой, темноволосой головой, в отлично сшитом сюртуке.
— Ткань итальянская, — отчего-то подумал Питер и спохватился: "Господи, о чем это я! Джованни, я не верю, Джованни…"
Они обнялись. Джованни, усмехнувшись, обернулся на карету: "Я не один, дорогой мой. Констанца, — он помолчал, — Констанца здесь?"
Питер кивнул. Джованни попросил, немного побледнев: "Позови ее".
Но было уже поздно — высокая, рыжеволосая девочка, с темными, отцовскими глазами, стояла, уцепившись, за гранитные перила. Джованни, взглянув на нее, протянув руки, шепнул: "Доченька…"
— Папа! — Констанца влетела в его объятья и повисла на нем. "Папа, милый, ты жив! Пойдем, пойдем, — она потянула отца за ладонь, — я тебе все покажу, комнату свою, мои заметки, я ведь уже печатаюсь, папа…"
— Сейчас, — он все обнимал дочь, — сейчас, милая…, Тебе еще надо познакомиться…
— Меня зовут Изабелла, — раздался сзади нежный, красивый голос. Невысокая женщина, в шелковом платье цвета осенних листьев, стояла у экипажа. Она взглянула на них серо-зелеными глазами. "Я жена Джованни, а это — она подтолкнула вперед рыжеволосого, в бархатной курточке мальчика, — это Пьетро, мой племянник, сын аббата Корвино. Наш приемный сын, — добавила Изабелла, беря мужа за руку.
Констанца, внезапно, широко улыбнулась: "Я очень рада, что у меня есть младший брат. Пойдем, — она потянула Пьетро, — сейчас увидишь Майкла, это наш кузен, ему десять лет. А тебе сколько?"